Ант Скаландис - Охота на Эльфа [= Скрытая угроза]

Началась паника, на фоне которой наименее приятно смотрелись фигуры полицейских в дверном проеме. Я уже сомневался, что в такой ситуации оптимально делать ноги, и как можно скорее. В конце концов, пока охотились не за нами, а у нас даже документы были в порядке. Зачем же привлекать к себе особое внимание? Ну, сидели вместе с этим человеком, беседовали. Ну и что? Мы знать его не знали раньше…

Но тут из-за соседнего столика грохнул ещё один выстрел. Совершенно неожиданный даже для Эльфа, как я понял. Выстрел в сторону полицейских, но специально выше, чуть ли не в потолок, этакий хулиганский, провоцирующий выстрел. И оно сработало. Старший среди представителей власти заорал, как резаный. И хотя я по-прежнему не понимал ни слова по-немецки, было абсолютно ясно, что всем нам приказывают бросить оружие и лечь на пол. Для убедительности поверх голов было пущено несколько очередей из автоматов, так что даже щепки с потолка полетели.

Твою мать! Вот тебе и полиция! Германия — это же вам не Россия. Тут полицейские в мирное время по городу с автоматами не ходят. Тем более не палят из них в кнайпе, где полно народу. Кто же это? Какая спецслужба? Или все-таки бандиты переодетые? Во дела…

Зазвенели бутылки в баре, завизжали женщины. Ну, прямо кино! «Палп фикшн», честное слово.

А Эльф команду «Ложись!» выполнил своеобразно. С профессиональной мягкостью упал назад вместе со стулом, и пока летел, рявкнул нам:

— За мной! Быстро!

Мы попадали на пол, может, и не так изящно, но быстро и грамотно.

— Назад не смотреть! — прозвучала следующая команда.

После чего Эльф швырнул в сторону полицейских свето-шумовую гранату, и ослепительная вспышка высветила его фигуру, метнувшуюся к двери на кухню. Может быть, это действовал запредельно яркий свет, но зрелище получилось совершенно фантастическим: Эльф, словно птица, взмыл из под стола, размазался вдоль стены на доли секунды и тут же исчез, растаял в воздухе. Мы повторили, как смогли, этот маневр. И видно, смогли неплохо, да и граната оказалась не лишней: пули ударили в стену, когда нас уже не было в секторе обстрела.

Из кухни вели два выхода: во двор и в подвал. Хозяин стоял возле плиты, на которой что-то готовилось, и вид имел абсолютно невозмутимый. Можно было подумать, что в его заведении каждый день случаются подобные перестрелки. Дверь в подвал оказалась предупредительно открыта, и хозяин, истово кивая нам, повторял:

— Шнеллер! Шнеллер!

Это даже я понял. Немецкое слово «быстрее» знакомо у нас каждому с детства по всяким фильмам про фашистов.

Мы ринулись по лестнице вниз — Циркач впереди, за ним Фил, последним я. И только когда за моей спиною провернулся в замке ключ, я осознал, что Эльф остался наверху. Он ничего не сказал нам на прощание. Выходит, сохранялась наша договоренность о встрече завтра в полночь здесь же? Оригинально. О том, что Эльф заманил нас в ловушку, я и думать не стал. Если подвал закрытый, значит, просто предложено отсидеться, пока Семецкий будет уводить от нас полицию, как птица уводит хищников от гнезда. А если…

Оказалось именно второе. Из подвала имелся второй выход. По длинному коридору мы попали в соседнее здание. В пустой подземный гараж со следами строительных работ и с открытой на улицу дверью. Там было тихо, мы осторожно выглянули, и рванули вдоль неосвещенной стены до угла. На открытое пространство вышли спокойно. Увидели издалека полицейскую машину, синие сполохи мигалки зловеще метались по разрисованным стенам окрестных домов. Наш «мерседес» поблескивал в ночи, никем не тронутый. Но мы зашагали в сторону от дома и, только сделав пару больших кругов по ночным кварталам Кройцберга, на удивление тихим в столь поздний час, вернулись в исходную точку.

Можно было подумать, что весь криминал самого бандитского района Берлина собрался в эту ночь в нашем кнайпе, и потому в остальных местах царила удивительная, прямо-таки пасторальная тишина. (Это я однажды от Циркача такое слово узнал, а то ещё решите, что я большой специалист по пасторалям). Впрочем, и у нашего дома уже все заканчивалось, если не сказать закончилось. Всех, кого надо увезли, кого надо допросили на месте, кого надо спугнули и разогнали куда подальше. Только один полицейский, теперь уже настоящий, бродил вдоль тротуара перед входом в кнайпе — видимо, в ожидании случайных ночных гостей, способных пролить дополнительный свет на произошедшее побоище. Но мы-то шли не в забегаловку, а в подъезд, и удостоились лишь вежливого вопроса, смысла которого не поняли. Фил отозвался солидно:

— Ихь фирштейн нихт. (Я не понимаю.)

И добавил фразу по-английски, мол, живем мы здесь. Полицейский благополучно отвалился. Красота! Вот бы у нас так!

Моника вернулась лишь под утро. Ее всю ночь продержали в участке по подозрению в причастности к беспорядкам. Наша знакомая была небезызвестной персоной для здешних властей, а к тому же хулиган, стрелявший в полицейских из почти игрушечного, как выяснилось, пневматического пистолета, оказался курдом. А о связях Моники Штраус с КРП наслышаны были не только мы.

В общем, Моника пришла злая на весь свет и прямо с порога спросила:

— Кто он, этот одинокий красивый мужчина?

Я думал ровно секунду.

— Профессор Вроцлавского университета. Историк.

— А-а-а, — протянула Моника. — Я знала одного такого профессора. Тоже, наверно, был историк. Он с двадцати метров, стреляя из пистолета в шестерку треф, укладывал шесть пуль точно в перекрестия, а пробки с пивных бутылок сдергивал без всяких приспособлений — ногтем большего пальца.

— Причем здесь пробки? — обалдел я.

— Не знаю, — сказала Моника. — Просто тот профессор преподавал в Академии Главного разведуправления вашего генштаба.

— У нас говорят короче — ГРУ, — уточнил Фил.

— Ну, значит, ГРУ, — согласилась Моника. — А этот откуда?

— А этот — из Вроцлавского университета, — повторил я упрямо.

— Ладно, — смирилась Моника, — давайте спать, хохмачи. Лично я жутко умоталась.

А за окном светало уже.

Треклятый официальный представитель КРП по имени Байрам, тот самый, что устраивал гостиницу Пиндрику со Шкипером, перезвонил нам аж в семь утра. Накануне Циркач договаривался с ним по поводу утра, но кто ж мог знать, что утро у курдов начинается так рано. Впрочем, не курды виноваты, это немцы все как ненормальные вскакивают часов в шесть и начинают перед работой наводить порядок в своих домах: пыль протирать, полы и окна мыть, надраивать латунные шарики на заборе и глянцевые морды садовых гномиков. Моника представляла счастливое исключение из этого национального правила. Так что мы со спокойной совестью спали бы ещё часа два, а то и три. Не довелось.

— Мой человек заедет за вами на темно-зеленой «БМВ». Запишите номер.

Писать я не стал. Просто запомнил.

— Будьте внимательны, — продолжал Байрам. — По дороге он покажет вам нужный дом. А разговаривать с водителем бесполезно — он все равно по-русски ни слова не понимает.

— Хорошо, — сказал я.

Пришлось быстро все переиграть. Мы собирались ехать на своей машине, и под это дело Шкипер с Пиндриком взяли в прокате трепаный неприметный «фольксваген». Знать бы, что нас повезут, они могли следом и на «мерседесе» прокатиться. Но теперь, подумав, мы решили все-таки оставить в силе вариант с «фольксвагеном».

Минут через пятнадцать к дому подкатила довольно шикарная зеленая «бээмвуха». Номер совпал и мы, не обменявшись ни единой репликой, загрузились втроем назад. На правом переднем сидении расположился какой-то тип, очень смуглый и бородатый, который всю дорогу читал книжку на арабском языке. Возможно, это был Коран: бородач читал медленно, вдумчиво и даже что-то бормотал себе под нос. Деятель, звонивший нам по телефону, оказался прав: с такими попутчиками вряд ли можно поддерживать беседу. А по городу водитель откровенно крутил, даже я это заметил, хотя и путался в названиях улиц. Пока я отчетливо помнил и узнавал только одну, главную — Унтер ден Линден. Переводится это «под липами». Вот под этими самыми деревьями наш фанатичный мусульманин и оживился.

Мы ползли в небольшой пробке, когда он вдруг закрыл книгу, принялся размахивать ею перед собой и тыкать налево. При этом он быстро-быстро лопотал на своем языке, а жестами несколько раз показал кусок взрывчатки с бикфордовым шнуром, его поджигание с помощью спички и большой взрыв, который даже по-курдски обозначался словом «Ба-бах!» Или он это специально для нас выучил.

Я пригляделся: здание было массивным, помпезным, типа нашей сталинской застройки — на века возводилось. Такое ещё поди взорви. Табличку на воротах я сразу не разглядел, а вот российский флаг в глаза бросился.

— Это наше посольство, — шепнул мне Фил.

— … твою мать! Они что, охренели?!